[the-grief]

Название: Спектр
Автор: Dos
Бета:-
Фендом: Bleach
Пейринг: Бьякуя|Ишида
Рейтинг: G
Статус: закончен
Размещение: запрещено.

Белый.
Над кружкой поднимался легкий дымок. Если смотреть сквозь него, то очертания окружающих предметов немного выцветают – за исключением белоснежного хаори.
Стол – как невидимый барьер. Иногда они скрещивали взгляды, заполняли чужие зрачки до краев, пропускали ходы или жертвовали пешками. С холодной иронией забирали чужие мысли себе.
У Бьякуи есть почти все черные фигурки.
Ишида не жалел о потерянном – ведь это обмен. Собраны белые пешки, и холодная маска дает трещину. Почти незаметную – у виска.
Все началось случайно.

Красный.
Треснувшая ручка, немного глупый рисунок с кошками – но Урью любил эти чашки. Только в них душистый травяной чай раскрывает свой вкус полностью.
Бьякуя привык пить такой чай не из дешевых керамических чашек, а из древних глиняных чаш. Он неловко держит чашку, слишком легкую и непривычную.
От пара запотели стекла очков – и Ишида снял их. Неловко щурился, пытаясь поймать баланс. И увидил то, что не видел до этого – пальцы Кучики изрезаны острыми сколами керамики.
Белая кошка стала красной – только кончик хвоста остался светлым.
…Урью осторожно заклеил порезы пластырем – пусть гигай, но так было правильно. Услышал тихое «спасибо».

Оранжевый.
За окном стремительно темнело; в стеклянных стаканах и прямоугольниках очков полыхали осколки заката – рыжие, яркие.
Бьякуя протянул руку к окну – так естественно и просто, словно это тщательно обыгранный ритуал, никогда не меняющий декораций. Он ловил последние солнечные лучи, пытался задержать тепло хоть ненадолго.
Узкие лучи пробились сквозь легкие занавески– и Ишиде тоже захотелось застыть так, согреваясь последним теплом.
Урью и не заметил, как накрыл вторую ладонь Бьякуи своей.
Прощально улыбалось солнце.

Желтый.
Узкий диван – совсем, совсем не подходящее для аристократа ложе – но другого Ишида предложить не может. Бьякуя и не настаивал, говорил, что устал от аристократических правил.
Ишида думал, что мало кто видел Кучики таким – не спокойно-ледяным, а спокойно-домашним.
Бьякуя помогает расстелить простыню – веером ложатся складки, рвется старая ткань.
Мороз пробежал по коже, невероятно, но Урью точно видел – Бьякуя улыбнулся. Пусть самыми уголками губ, незаметно, но улыбнулся.
Он ушел в ванную – а Ишида спешно зашивает дыру. Желтые стежки поверх белой простыни – так нелепо, глупо.
Бьякуя снова улыбнулся.

Зеленый.
Это такая игра. Где можно говорить не о долге и чести, а о пустячных вещах, есть не изысканные блюда, а суши из кастрюли, разогревать воду не в чайнике, а в микроволновой печи.
Где можно смотреть чушь по телевизору, где нет кенсейкана и волосы у аристократа растрепаны, как у дворового мальчишки.
Только спиралью завитый шарф Бьякуя так и не снял.
Ни на что ни надеясь, шутки ради, Урью потянул за край шарфа – мнилось, что это тоже кусок холодной маски. Зеленое ничто, от которого не исходит ни тепла, ни радости.
Бьякуя – незнакомый, теплый взгляд – приподнял подбородок; тут же подошел страх – вдруг остановит, не позволит? Ишида инстинктивно приложил руку к его груди, слева.
Безмолвная просьба.
Под рукой равномерно пульсировало сердце.
Шарф с едва слышным шорохом упал на пол.

Голубой.
На улице смеялись ловцы мотыльков – спешили, бежали к едва загоревшимся фонарям. Чертили небо светлые крылья – а тени от них задевали лицо на излете.
В плечо ткнулся подбородок, а по спине пробежали мурашки. Прозрачное тепло чужого тела впиталось в кожу.
Неожиданно обострились чувства – и Ишида слишком ясно увидел незаметные узоры на крылышках мотыльков, отпечатки пальцев на стекле, детские улыбки, мягкие тени, обнявшие фонарь, и надпись голубым мелом на асфальте:
«Теперь на нашем корабле всегда будут фейверки и маскарады»
Тепло кружило голову сильнее, чем прикосновения. И Бьякуя чувствовал это – не касался, а лишь натягивал невидимую нить близости, пропуская ненужные дни.

Синий.
Ишида не знал, как это приятно – просыпаться перед рассветом. Спал он урывками: на полу, постелив одеяло.
Ночь медленно отступала, возвращая небу синий цвет – а Урью, до самого рассвета, почти не касаясь, водил раскрытой ладонью по лицу Бьякуи – как слепой, страждущий запомнить черты лица.

Фиолетовый.
…Почему-то Урью уверен, что его волосы пахнут мягкими фиалками.
Перед там как уйти, Бьякуя прерывисто обнимает его – и, словно испугавшись своей горячности, отпускает.
Волосы Кучики и правда пахли фиалками.
Случайностей не бывает.